Вчера в лесу я, грустью увлечен,
Сидел один и сердцем сокрушен.
Когда мой дух волнуется тоской,
Отрадно мне беседовать с душой.
Везде кругом дремала тишина,
Мне веяла душистая весна;
Едва журчал ленивый ручеек,
И на цветах улегся мотылек;
Хор нежный птиц, вечерний пламень дня,
И запах трав лелеяли меня.
Но я на всё без радости смотрел, -
Развеселить я горя не хотел;
В смятеньи дум не тягостна печаль,
Расстаться с ней душе как будто жаль.
Мой дух кипел, я спрашивал себя:
Что я теперь? что был? чем буду я? –
Не знаю сам, и знать надежды нет.
И где мудрец, кто б мог мне дать ответ?
В какой-то тьме, без цели я лечу,
И тени нет того, чего хочу.
Мятежных чувств губительный обман
Вкруг падших нас бросает свой туман, -
И я кружусь, обманут ложным сном,
В дыму сует, как в облаке густом.
Как от меня далек вчерашний день!
Промчался он – я с ним пропал, как тень…
И если мне еще до утра жить, -
Кто скажет, где и чем и как мне быть?
Уже тех волн мы в море не найдем,
Которые в нем раз переплывем…
И человек, лишь мы расстались с ним, -
Не тем, чем был, но встретит нас иным…
И разум мой сомненье облегло:
Лета сребрят усталое чело,
А знаю ль я, зачем рожден на свет?
Что жизнь моя? – те дни, которых нет…
Как бурный ток, пролетная вода,
Теку, стремлюсь – исчезну навсегда.
Удел мой – гроб; сегодня человек,
А завтра – прах. Ужели прах навек?
Иль в смерти жизнь нам новая дана? –
Надежда льстит, но тайна мне страшна.
О! кто же ты, бессмертием дыша,
Откуда ты, нетленная душа?
Ты Божество являешь мне в себе;
Откинь порок – и верю я тебе.
Кто чистый дух мог в тело заключить?
Кто мертвеца велел тебе носить? –
Я сын греха – и Божий образ я!
Сними же цепь, влекущую меня,
Услышать дай таинственный привет;
Но тьма теперь, а завтра будет свет,
И будешь ты сгораема огнем,
Иль в небесах пред Богом и Отцем,
И там сама, как ангел чистоты,
Увидишь всё и всё узнаешь ты…
Я так мечтал, - и вдруг мой страх исчез.
Настала ночь, и я оставил лес;
И на пути в приют укромный мой,
То сам в себе над здешней суетой
Смеялся я, то вновь смущал мой ум
Минувший мрак его тревожных дум.